Криминалистика по пятницам [litres] - Елена Валентиновна Топильская

слово МЕХАН; но никто так и не пришел их спасать. Он не знал, что делать. Попытался купить какую-нибудь игрушку для брата в секс-шопе, но, оставив того за дверью, все время так трясся, что Антон сбежит и он уже не сможет его найти, так и не выбрал ничего и ушел из магазина. И вовремя: он с трудом догнал Антона, быстрым шагом удалявшегося от него.

Дома у Антона снова начался припадок. Рослый и сильный идиот стал бороться с ним; во всяком случае, когда мы пришли в однокомнатную квартирку Олега Артемьева, вся обстановка там указывала на ожесточенную борьбу. А следы крови у входа в комнату говорили, что именно здесь Олег получил смертельную рану кухонным ножом.

У педанта Олега на кухне стоял плотницкий ящик с необходимыми в хозяйстве инструментами, изолентой, скотчем, небольшим топориком, дрелью и паяльником. Что творилось в воспаленной голове Антона после братоубийства, неизвестно; но, судя по всему, он наткнулся на эти инструменты, когда инстинктивно искал то, что поможет ему избавиться от трупа. Как бы то ни было, факт остается фактом: он как-то справился, отрубил трупу голову, снял с него одежду, зачем-то прижег гениталии паяльником, после чего упаковал труп в большую коробку из-под стиральной машины, заклеил скотчем и вытащил из дома. Не знал, куда идти дальше, и бросил коробку на асфальтированном пятачке пустыря за домами.

К слову сказать, когда мы усомнились, а один ли он проделал такую сложную манипуляцию по упаковке и транспортировке трупа, я получила согласие врачей и провела следственный эксперимент: Антону Артемьеву дали большую картонную коробку, скотч и тряпочный манекен, изображавший потерпевшего уже много лет и растрепавшийся от старости, после чего объяснили, что он должен упаковать манекен так же, как сделал это с братом. И он, под нашими пристальными взглядами, проделал все в точности, быстро и ловко, только просил «такую штучку, которая огнем плюется», а на вопрос, зачем ему такая штучка, бессвязно плел что-то про девочек и про непорядок. Паяльник мы ему дать побоялись, но в интернате подтвердили, что Антон вполне умел управляться с этим агрегатом. А врачи истолковали его бред в том смысле, что до убийства брата он дважды убивал лиц женского пола, и внешний вид их гениталий сильно отличался от того, что увидел Антон, раздев труп брата, вот он и хотел «привести в порядок» труп, для чего просто уничтожил паяльником лишнее, с его точки зрения. Так это или не так, мы никогда уже не узнаем, остается довериться врачам.

А потом Антон надел вещи брата, на голову пристроил забытые проституткой колготки («чтобы не узнали») и пошел по знакомым адресам. Он просто не знал, где еще искать девочек, а там, куда они с Олегом уже приходили, девочки были, он знал точно.

Отсиживаясь дома, он просто не открывал на звонки участковых, проводивших поквартирный обход; только после того, как предпринял отчаянные визиты к потерпевшим, сам сильно испугался, выкинул на пустырь окровавленную одежду и колготки и затаился. Когда наконец вскрыли квартиру, он уже ослабел от голода и страха и лежал на кровати, безумными глазами сверля провалившиеся глаза высохшей головы своего брата — ее он никуда не вынес, оставил в квартире на столе.

Эксперт Катушкин провел у него в больнице очень много времени, пытался делать какие-то записи, но в конце концов признал, что в них больше бреда, чем каких-то связных мыслей. Именно это, сказал Катушкин, и путало нам карты, в том смысле, что мы затруднялись интерпретировать его modus operandi[15]. Катушкин напомнил мне, как я шарахалась из стороны в сторону, не в состоянии оценить, что хотел сказать преступник способом сокрытия трупа. Как всегда, он был прав.

Больше никого из участников этой истории я никогда не видела, да и не хотела. Антон Артемьев был признан невменяемым и сгинул в мрачных казематах самой старой психушки в городе. Уже после суда, отправившего его на принудительное лечение в больницу со строгим наблюдением, Синцову позвонил его знакомый начальник УФСБ из маленького городка, в котором располагалась исправительная колония, и насплетничал, что Мамонт по-прежнему живет в вагончике у ворот зоны, поскольку состава преступления в его действиях (во всяком случае, тех, что совершены были в пределах срока давности) не нашли, поэтому арестовывать не стали. Это было для него страшным ударом; он слег, но постепенно пришел в себя и продолжает по утрам мести песочек возле бюро пропусков. Зэки на зоне думают, что он бессмертен.

Лешка первое время не спускал глаз со своих девочек, сопровождал их всюду, куда его пускали, но потом расслабился, и девочки вздохнули спокойно, тем более что у каждой появилось по ухажеру, так что, в общем, было кому их встречать и провожать.

Я накупила мешок успокоительных средств и пару недель жила на таблетках. А в прошлую пятницу мне позвонил Юрий Борисович Бутенко и после вежливых приветствий сказал:

— Вы знаете, у нас цвет вернулся! Мы хотели бы вам подарить один рисунок…

Этот рисунок теперь висит у меня в кабинете: под жгуче-синим небом, на ярко-зеленой траве сидит девочка в белом платье. В руках у нее букет ромашек, на шее — оранжевые бусы. Это счастливая девочка, она улыбается и ничего не знает про мир, лишенный цвета, откуда приходит смерть.

Из следственной практики

«Я требую взять меня под стражу»…

Каждый следователь практически всегда допрашивает родственников обвиняемых, — для характеристики личности или для установления каких-то важных обстоятельств. Сейчас уже трудно представить, что близкие родственники не всегда обладали свидетельским иммунитетом. А ведь эта норма, освобождающая человека от обязанности свидетельствовать против себя и своих близких родственников, существует в нашем законодательстве только с 1993 года. И я знала массу случаев, когда к уголовной ответственности привлекали матерей и жен за то, что они выстирали окровавленную рубашку сына (мужа) или не сказали следователю о том, что тот признавался им в совершении преступления. Но в основном на такое самопожертвование шли женщины. И только один раз в моей практике было наоборот.

После пяти лет работы следователем районной прокуратуры я перешла в другой район заместителем прокурора, курирующим расследование уголовных дел следователями прокуратуры. Незадолго до этого в районе сменился и прокурор, и мы вместе с ним решили провести ревизию старых уголовных дел о нераскрытых убийствах, пылившихся в сейфах следователей.

Покопавшись в этих делах, я вытащила на свет божий несколько перспективных убоев. Мне показалось, что, если по